Рассказ можно считать идейным и духовным последователем "Контузии". ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ. История может быть основана на больной фантазии автора. Любые совпадения могут быть только лишь совпадениями. Любое "может быть" может и не быть.
|
Dance Macabre Казённый дом встретил меня привычными запахами отсыревшей штукатурки, дезинфектанта, хлора и... каким-то чересчур человеческим запахом. Ощутив который, инстинктивно встали дыбом волосы на руках.
Внутри было не протолкнуться. Одинокая лампочка в полутёмном холле не только не освещала, но даже делала полумрак практически осязаемым. Мечущиеся по стенам тени людей словно тацевали какойй-то безумный танец.
- Товарищи, не толпитесь! Соблюдайте очередь! - внешний мир как будто замер в своей ослепительной чёрно-белой гамме; движение и жизнь сохранялись только здесь.
Я занял своё место в строю - в очереди - хорошо, что за мной вошли ещё несколько человек, поэтому мне не пришлось стоять у дверей, в которые дул пронзительный декабрьский ветер. Солёный и пронизывающий, как пуля снайпера, ветер Балтики. Будучи зажатым между людьми, я хотя бы не мёрз - можно было даже размотать шарф на лице. Правая рука мучительно ныла; я стянул варежку зубами и, держа её во рту, словно немецкая овчарка, левой расстегнул верхнюю пуговицу бушлата.
Девушка-регистратор с посиневшими от холода губами мельком взглянув на мою руку, вывела аккуратным, почти что школьным почерком: "Бытовая травма". Очередь на второй этаж пришлось занимать на лестнице, где ощутимо дуло сквозь вбитые стёкла.
- Посторонись! - парень в белом халате поверх свитера нёс вниз таз, набитый чем-то бело-красным.
С каждым выдохом из моего рта вырывался клуб пара, как, впрочем, и у всех.
- Ничего, парень, зато не кровит! - улыбнулся, видимо, увидив бившую меня мелкую дрожь, мужчина в таком же, как у меня, зимнем бушлате с рукой на перевязи; судя по окровавленному бинту, неумело намотанному на кисти, это было актуально.
- Ага. - кивнул я.
Очередь медленно, но всё же продвигалась, так что мы даже смогли оказаться на этаже. Глаза уже привыкли к полумраку - длинный коридор был битком набит людьми. Кто-то тихо подвывал от боли, кто-то в полголоса матерился; да я и сам пару раз охал, когда кто-то задевал руку.
...
Отупляющий свет лампочки в конце коридора. Холодно и душно одновременно. На немногочисленные оставшиеся целыми лавки помогли присесть тяжёлым. Я в их число не входил, так что пришлось стоять - даже не оперевшись на стену, так как вдоль стен тоже стояли люди - включая тех тяжёлых, кому просто не хватило места. Кто-то, размеренно как метроном, всхлипывал у лестницы.
- Слышь, братишка, присядем? А то я "плыву" уже. - это был тот самый мужчина с лестницы.
Я понял, о чём речь - сесть на пол, уперевшись спинами в спины друг друга, чтобы не упасть.
- Давай. - какие уж тут "вы".
Тут все различия стёрты. Имеет значение лишь то когда тебя примет озверевший на смене хирург; сидишь ты или стоишь; сколько тебе лет и достаточно ли ты крепок, чтобы не упасть на холодный линолеум. Когда мы садились, я заметил, что рукав бушлата у моего соседа стал чёрным даже на фоне чёрной ткани. Человеческая кровь зимой чернее самой чёрной ткани. Ведь вместе с ней выходит наша душа, а она у нас у всех чем-то да запятнана. Обычно - не вареньем.
- Врача! Врача! - закричали где-то на лестнице.
Из кабинета никто не появился, зато оттуда донёсся крайне обнадёживающий душераздирающий вой.
- Ну помогите же! - не унимались снизу.
Наконец открылась одна из дверей и медсестра, похожая на забавного колобка в тридцати одёжках под халатом, стуча ботинками, сбежала вниз. Вот кто-то и "уплыл". Глаза наливались чем-то тяжёлым... мозг уже уговаривал меня: ну давай, ну закрой глаза, я не прошу тебя спать, ты просто глаза закрой и тебе сразу же станет лучше! А я стискивал зубы и не отвечал; боль уже дёргала руку, как собака - игрушку, и это было прекрасно. Пока я чувствую боль, я в сознании. Боль сегодня - моя лучшая любовница, я обожаю её, я преклоняюсь перед ней!
- Кофе будешь? - через плечо спросил меня офицер - я почему-то был на сто процентов в этом уверен, хотя в темноте и с кружащейся самолётным винтом головой я упорно не мог понять его знаки различия. - У меня зёрна есть, похавай.
Я протянул руку; грызть горькие - горше полыни - зёрна, не запивая, было сродни утончённой пытке, но это мигом отрезвило меня. Четыре звезды, зелёное поле. Капитан, махра.
- Сестричка, ну сделай укол! - умоляюще кричал кто-то впереди по очереди. - Ну не могу больше!
- Товарищ, я же говорила, что обезбаливающего пункте нет, всё кончилось.
- Налево продала, ссука!
- Да они сами вмазываются!
Толпа потихоньку закипала. Она напоминала снаряд, которому не хватало лишь детонатора из гремучей ртути. Кто первый в новой очереди - на детонацию?
- Товарищи, ну у нас правда ничего нет! - в голосе прозвучали истеричные нотки.
Так получилось, что я поднялся одновременно с Капитаном. Точнее, мы поднялись, неловко цепляясь друг за друга. Мой взгляд упал на отрезок трубы, валявшийся под лавкой, но применять её не пришлось: Капитан резко дёрнул полу бушлата - полетели пуговицы - и выдернул из кабуры пистолет.
- Стоять, козлы. - он не повысил голоса, но эффект был, как от сирены ПВО. - Отошли в сторону. - он повёл пистолетом.
Ростом с меня - наверное, из "друзей степей", - Капитан казался огромным и могучим на фоне мгновенно втянувшей головы в плечи толпы. Медсестра запахнула порваный халат и, закрывая варежкой лицо, скрылась за дверью. Мы сползли обратно на пол.
- У меня патронов нет. - прошептал он мне.
Ранее размереные, всхипывания у лестницы перешли в рыдания.
- Товарищи... - несмело донеслось оттуда. - Товарищи, граждане... Я беременна, я на третьем месяце... - я с немалым трудом разлепил веки - когда они успели закрыться? - в коридоре стояла пунцовая то ли от смущения, то ли от холода, молоденькая девушка. - Пожалуйста, я прошу вас, пропустите меня хотя бы на пару человек, я больше не прошу... - девушка в отчаянии сплела длинные пальцы - почему она в перчатках в такой мороз?
Тишина. Все молчат. Мужчины делают вид, что спят или читают какие-то газеты; женщины постарше ехидно ухмыляются.
- Пожалуйста! - её голос дрогнул, красивые губы искривились.
- Да врёт она! - взвизгнула какая-то баба. - Вперёд всех лезет!
- А если и да? Залетела незнамо, от кого, так теперь ей все кланяться должны?
- Гоните её нахер отсюда! - это голос того, кому не моглось. - Заебали уже без очереди лезть!
- Правильно! Верно!
Капитан тихо застонал. Лично я не только не был героем, я не собирался им становиться в любой перспективе; но рядом с этим усталым, невысоким, раненым человеком, я чувствовал, что не имею права не делать так, как делает он. Он был абсолютной истиной и мерилом всего. Сейчас. Для меня.
- Зверьё! - прорычал он. - Вы нелюди!
- А ты заткнись! - немогшийся протолкался к нам; это был дюжий амбал с массой танка и глазами дебила. - Хочешь стрелять? Ну, давай, стреляй! Теюя самого расстреляют! - от него настолько разило перегаром, что было понятно - этот попрёт на ствол.
Капитан обернулся ко мне и я поднял левой рукой трубу. Переложил в правую - посиневшая кисть не чувствовала укусов заиндевевшего металла - и пальцами левой сжал пальцы вокруг трубы. Я же, вроде бы, не собирался становиться героем?..
Амбал шагнул вперёд и Капитан ударил его рукоятью пистолета по зубам; тот отшатнулся, но водяра - это водяра; он ударил прямым в раненую руку Капитана. Потом перешагнул через упавшего ко мне. Я перехватил трубу обеими руками - правая словно заживо варилась в кипятке - и "пробил фанеру". Классически. Как прикладом винтовки. Хрустнуло, красное лицо амбала побелело; я сделал шаг и ударил с разворота в лицо и ещё раз.
- Наших бьют! - рявкнул кто-то от лестницы; я не успел обернуться, как Капитан был уже на ногах.
Крикун валялся на полу с разбитым кирзовым ботинком лицом и, судя по всему, шуметь больше не собирался.
- Кто ещё? - прошипел Капитан. - Кто, блядь, ещё? - и я стоял рядом с ним.
Он взял зарёваную девушку за руку и отвел к двери хирурга. Я заметил, что у неё рваная рана на руке; наверное, упала.
...
Я летел от хирурга как на крыльях. Рука болела так, что пришлось подвесить её на шарфе через шею, но всё равно от каждого движения через всю руку словно проходила раскалённая игла. Но это всё была ерунда. Главное, что я уже -
всё.
PreludiumЗима. Крестьянин не сильно торжествовал, зато белокрылые в
ороны обильно собирали свою жатву на обледеневших ступенях ведомственных зданий, улицах и парадных. Точнее, жатва сама собиралась к ним... но об этом - позже.
Я возвращался из школы домой - само собой, в Невограде к этому времени не просто потемнело, а стало совсем темно. Само собой, дворы не посыпались ни песком, ни солью. Само собой, я спешил. Само собой, чтобы не поцеловаться с асфальтом, я инстинктивно выбросил вперёд руку. Что-то еле слышно хрустнуло, но я не придал этому значения.
Наутро придать пришлось: кисть опухла и стала заплывать синяком. Травма-тим спасёт меня. Там очаровательные сестрички и заботливые врачи. Травма-тим. Dance Macabre.
Post ScriptumПозже я совершенно случайно узнал, что Капитан погиб в Чечне. Наверное... наверное, рядом не оказалось того, к чьей спиной он мог бы прислониться своей.
Ich will mir nichts befehlen lassen
Во второй половине прошлого века Стенли Милгрэм поставил любопытный эксперимент.
Московскими "мисс" я уже пугал: http://kreslav.livejournal.com/#post-kreslav-824849.
Я заметил одну тенденцию в жежешечке в частности и в интернетах в целом.
