Тесть уехал в Северодвинск, а тёще одной в деревне скучно, а в посёлке - неинтересно.
<<< Чёрно-белые дни: 10 (http://kreslav.livejournal.com/845709.html). Город, Нижний уровень, 8:02pm
Всё, что мне было нужно, было у меня на руках. Игра вступила в такую фазу, когда каждый неверный шаг мог стоить жизни, и я знал это. И, само собой, продолжал играть; даже не зная, что за карты у меня на руках – хоть и подозревал в них козыри. По крайней мере, я не мешал противникам полагать, что у меня полна рука тузов… или что я умело блефую. Я не блефовал, я вполне был готов открыть свои карты. Но не сейчас.
Закинув немногочисленные вещи в чёрно-красный рюкзак, я надвинул поглубже на лицо капюшон дождевика и поехал на лифте вниз – срок сдачи мне гроба уже истек. Внизу подо мной растекался чёрнильной кляксой Город – тот самый Город, с которым я сейчас играл в картишки – а именно, с «Газпром», Eric Communications и AT Cranus Corp., – и который не знал, что у меня есть как минимум один джокер. По крайней мере, мне так казалось. Призывно завибрировала труба – это точно япошки.
– Да, господин Мацусиро?
– Господин Рейзор, вы чудесно сработали. Совершенно в соответствии с вашим именем. – косой улыбался мне с экрана; при других обстоятельствах он с такой же улыбочкой смотрел, как меня нашпиговывают свинцом.
– Я рад, что вам понравилась моя работа.
– Деньги уже переведены на ваш счет, можете проверить.
– Нет, что вы, господин Мацусиро, я верю вам на слово. – вот за что я ненавижу косых в целом и япошек в частности – за то, что приходится отвечать обязательными фразам на их не менее обязательные фразы; или это у меня от отца, генетическое?
– Хорошо, хорошо. – япошка закивал головой – совсем как их дурацкие фарфоровые куклы. – Мне нравится работать с вами, господин Рейзор, я надеюсь, что мы будем сотрудничать и дальше.
– Конечно. – я постарался ответить ему такой же улыбкой но вышло какое-то жалкое подобие – ну не склонен я к улыбкам, не склонен.
Отбой, мать твою. Мне нужен соло... но я не хочу нанимать Потапа, хотя он частенько прикрывал меня. В этот раз всё может обойтись не только парой заштопаных дырок. Само собой, Потап согласится, но нет желания подставлять парня со своего квартала, мы же выросли вместе.
Выйдя из шпиля, я наметанным взором увидел явно скучающего в ожидании нанимателя соло. Одетый в джинсу, в шипастых перчатках, с полосками волос на голове и в шипастых перчатках. Слава Сети – без переливающихся татуировок, химкожи и техволос, значит свои деньги он тратит на улучшение себя, а не своего внешнего вида. Я молча подошел к нему и протянул банку пива – соло без раздумий принял её.
– Ищешь работу, ронин? – по его виду можно было опознать его статус в неформальной пирамиде соло.
– Я думал, что уже нашел. – усмехнулся наемник, открывая банку.
– Точняк. Ты готов для настоящего биза?
– Хочешь свалить корпу? – не переставая усмехаться и потягивать пиво, ответил мне соло.
Я долго смотрел, как он пьет пиво, и молчал.
– Значит, хочешь. Теперь расскажи мне, что это за дело, а я решу, стоит ли оно моего времени, или нет.
Всматриваясь в черты соло, я узнал, кто мой собеседник. Борис по прозвищу Ангел – достаточно известный в своих кругах уличный самурай. Конечно же, мне опять повезло.
– Только давай без сказок, что мы ворвемся в их штаб-квартиру, обвешанные пулемётами и гранатометами, и разнесем там всё, хорошо? – добавил ронин.
– Хорошо, Борис. – казалось, он совершенно не удивился тому, что я его узнал. – У меня есть данные по новому протоколу связи (блядь! скоро об этом будут знать всё в этом траханом городе!), упертые мною из АТСС для Eric. – тут Борис удивленно поднял одну бровь. – Инфа прикрыта Чёрным Льдом, но большая часть расшифрована. – Борис поднял вторую бровь. – А вдобавок ещё я заглушил деку своего нанимателя и побывал в надсервере офиса «Газрома». – брови ронина закончились.
– Постой, постой, ковбой! – рассмеялся соло. – Мне ни хера не понятно, что ты там заглушил, и где побывал, но я вижу, что ты достаточно крут, если до сих пор ещё жив. Итак, тебе нужно прикрытие для связи с корпами или что-то ещё?
– Для начала мне надо найти одного ублюдка. Потом – выяснить, кто на дне сможет помочь мне взломать защиту этой инфы. Потом – разобраться в этой кутерьме с корпами. Ты готов ко всему этому?
– Блядь, конечно! – и мат не прозвучал, как ругательство. – Ты же знаешь, кто я.
– Борис Ангел, бывший десантник…
– Всё это херня, ковбой. Я родился с пушкой в ладони – ладони из плоти и крови, а не той стальной фабрики оружия, которая заменяет мне руку. Я – элитная боевая машина. Такие, как я, накапливая раны, начинают всё больше полагаться на кибернетику – киберконечности для защиты и нападения, био-чипы для увеличения рефлексов, боевые наркотики, чтобы быть лучше противника. Круто звучит? Но есть цена – и очень высокая. В сосиске мяса, наверное, больше, чем во всём моем теле, но это цена за то, что я – лучший. И я добровольно плачу её, потому, что я – Соло. А ты готов заплатить мне за мои услуги?
Я молча протянул ему руку, и Ангел пожал её, считывая данные с моего личного чипа и переводя деньги на свой счет.
– Теперь я твой до конца задания, или до тех пор, пока один из нас не погибнет. С чего начнем?
– С «Последнего приюта».
В баре всё опасливо расступались, видя меня вместе с внушающим страх ронином. Почти протрезвевший Потап заливисто присвистнул, но ничего не сказал — видимо, понял, какого уровня у меня наметился биз. Обе киберруки Ангела намерянно не были покрыты даже пластиком – наоборот, поверх них матово поблёскивала кевларовая броня, а сочленения защищал блестящий титан. Судя по толщине рук они явно были созданы на основе отечественной технологии – гидравлики,– а не японских синтетических мышц; бочкообразная грудь открыто говорила об армировании баллистическим пластиком.
– Здравствуй, Рейз. – Жан-Поль глядел на меня с сильным подозрением, а обе его руки находились под стойкой; что у него там было – неизвестно, может быть, даже гранатомёт. – И ты здравствуй…
– Ангел.
– Жан, мне нужна от тебя информация. Я в последний раз прихожу за помощью, правда.
– Хорошо, идите ко мне.
– Ты бы не убил меня из ружья. – бросил через плечо Борис.
– Пулей – не убил бы. – согласился бармен. – А вот мини-ракетой – думаю, вполне.
Ронин коротко кивнул в знак согласия и молча стал спускаться по лестнице. Они явно стоили друг друга.
Мы с Жан-Полем сели на стулья, а Борис уселся на полу, заявив, что эти стулья могут не выдержать его веса.
– Жан, что ты знаешь про этот символ? – я закончил изображать на обратной стороне какой-то религиозной листовки раскоряченного паука. – И про владельцев флаеров с такими знаками?
– Достаточно, чтобы не желать знать большего. Это джанки, малыш. Сторчавшиеся отбросы общества, для которых твоя жизнь стоит гораздо дешевле очередной дозы. Кто их нанимает – мне неизвестно, но я знаю одну зацепку. Ищи, где достать настоящее «голубое стекло», и ты выйдешь на него.
– «Голубое стекло»? Это же биологическое оружие.
– Или галлюциноген, это смотря как повернуть. – отозвался из своего угла соло. – Не рекомендую садиться на него.
– Хорошо, а откуда мне стоит начать поиски?
– Поспрашивай в «Горящем Хроме», там можно найти любое дерьмо – вопрос лишь в том чтобы это оказалось именно то дерьмо, что ты ищешь.
«Горящий Хром» работал не только ночью, но даже и днем, что показывало хорошие связи его руководства с ментами… и хорошие доходы, ибо в наше время на одних связях далеко не уедешь. Внутри помещение оказалось куда больше, чем снаружи – за счет подземных этажей. Само собой, всё самое интерсное находится под землей, поэтому мы и начали свои поиски с самого нижнего этажа. Я – проскальзывая между стайками панков и проституток, Борис Ангел – раздвигая их плечами. Кое-кто здесь мог действительно настолько проторчать свои мозги, чтобы броситься на него, так что я попросил ронина идти аккуратнее, не расшвыривая ногами во все стороны коробки вместе со спящими в них бомжами. Не то, чтобы я опасался за Ангела или меня заботила участь сумасшедшего, решившего бы напасть на этот центнер с лишком брони и электроники, просто нам совсем не нужно было излишнее внимание. Ну, по крайней мере, мне.
Выделить из толпы местного толкача было совем не трудно: к нему как к серверу стекались людские потоки; не то, что бы, толпы людей, просто сразу же было заметно, куда и откуда устремляется большинство.
– Здорово. – я бесцеремонно растолкал каких-то панков, столпившихся вокруг толкача.
– Здорово. – видимо, «здоровее видали» или что покрепче он запихнул глубоко в себя при виде Ангела.
– Мне нужна дрянь. Не простая дрянь, а высший класс, понимаешь? – на секунду разгладившееся при упоминании «дряни» лицо толкача вновь напряглось.
– Что именно, парень?
– «Голубое стекло».
Толкач с деланным сожалением покачал головой и поджал губы:
– Я не торгую хазом.
– Послушай, я знаю, что оно есть у тебя. – я продолжал играть роль панка, нуждающегося в дозе.
– Я хочу отрезать тебе голову. – неожиданно встрял в нашу беседу Борис, – А потом яйца. Или наоборот. – в его в покрытых кевларом пальцах словно из ниоткуда появился вибронож.
– Хорошо-хорошо. – толкача вид вооруженного соло не испугал, скорее, убедил в серьезности моих намеренностей и моей платежеспособности. – Пойдемте за мной.
Пропустив нас вперед через большую обитую металлом дверь – не дань вежливости, а разумная осторожность, – толкач пошел по длинному коридору, закончившемуся большим балконом, нависавшим над ещё более большим темным помещением, напоминающим ангар или склад.
– Вниз. – толкач указал на проржавевшую лестницу.
На лязг ботинок по железу и скрип ступенек под лестницей зашевелилась и закряхтела груда тряпья.
– Ангелы, чувак! Вау… – короткий кашель. – Как будто светились, чувак! И они говорили со мной, чувак! Типа, их голоса как у ёбанного Пресли, чувак! Типа, она была не одна, чувак! Три прекрасных Серафима, воткнул? – донеслось снизу.
– Это ещё что такое? – я положил руку на ручищу ронина, собравшегося вытащить из кобуры что-то скорострельное и крупнокалиберное.
– Не обращайте внимания, это Слава, местный пророк. Он обжёгся «стеклом», ясно?
Что-то такое было в этом джанки, что заставило меня, преодолев отвращение, подойти к нему:
– Что за «она»? Что за «ангелы»?
<<< Чёрно-белые дни: 10 (http://kreslav.livejournal.com/845709.html). Город, Нижний уровень, 11:59am
Штрих не стал напиваться и уж тем более — не стал долбиться какой-нибудь дрянью. Принципиально. Он поднялся пешком по лестнице с первого на двадцатый этаж, откуда вылез на крышу. Не смотря на расстилавшийся внизу Нижний уровень, на башни высотных зданий, служащие опорами для автострад Среднего уровня, фельдфебель положил руку на рукоять катаны и встал в одну из стоек иай-до. Ему надо отработать ещё не одну стойку и не один удар, прежде чем он будет доволен собой. «Месть — это блюдо, которое подают холодным».
Кто-то должен будет ответить за всё, что случилось с ним сегодня. Крыса, Жданов, этот НКР-овский мудак — за свои ублюдочные улыбочки. Слишком долго они скручивали пружину внутри Штриха, так что сейчас ему будет нужна совершенно трезвая голова. «Только раб мстит сразу, только трус — никогда». Закончив упражнения, он вложил катану в ножны и бегом спустился вниз, где стоял его метаноловый «ящик» — большего Штрих себе позволить и не мог, и не хотел. Действительно, к чему, когда он всё равно погибнет?
Кнопка зажигания, газ в пол — на полной скорости к Парку Победы. Резко затормозив перед зданием станции метро, фельдфебель заставил идущий сзади прилизанный ховер-Форд свернуть на обочину, но Штриха это не взволновало. Выйдя из машины, он подошёл к паре ронинов, куривших возле Перехода.
— Здравствуйте, уважаемые.
— Здоровее видали. — откликнулся один.
— Спокойно. — сказал ему второй, постарше. — Есть биз, уважаемый?
— Есть. — Крыса, насколько было известно фельдфебелю, занимался шлюхами и наркотой, что вряд ли было критично важно для соло. — Должничка я ищу.
Старший понимающе кивнул и щёлкнул красными подтяжками — мол, дело обычное, продолжай.
— Задолжал фраерок мне прилично, так что базлать об этом не стоит. — продолжил Штрих.
— Базаришь? — поднял брови старший; судя по характерному выговору — откуда-то с северных областей Европы — Мы языками не работаем.
— Отлично. Мне Крыса нужен.
Старший кинул быстрый взгляд на младшего.
— Мы его знаем, знать бы ещё, сколько он тебе задолжал. — ответил тот.
— Гнилой базар задолжал он мне, соло, очень гнилой базар.
— Понятно. Ты иди пока, я ещё побазарю мальца. — старший пригладил невысокий серебристый «ирокез» и в упор уставился на Штриха. — Меня зовут Стрим — чтоб знал, с кем базаришь. Крыса — мелочь, но за ним стоит реальная крыша, так что на полштычка ты его не вальнёшь.
— Предлагаешь свой ствол?
— А то! — осклабился соло. — Винтарь у меня свой, броня своя, боевой комп, все дела. Здесь пацаны меня знают — спроси у кого угодно.
Штрих стал фельдфебелем не за красивые глаза, а за умение предугадать где, когда и какая именно поддержка может ему понадобиться и сейчас профессиональная интуиция подсказывала ему, что в одиночку с Крысой можно и не справиться. Штрих кивнул.
— Возможно придётся завалить Крысу. Готов?
— Наглушняк?
— Само собой, я же не целоваться с ним собираюсь.
— Кто тебя знает? — хохотнул Стрим. — Ладно, моя такса — десять штук сейчас и десятка, как зарамсишь свою проблему. Если валить придётся — ещё пятёрку накинешь. Идёт?
— По рукам. — фельдфебель и соло пожали руки и десять тысяч евро утекли на счёт Стрима. – Позвоню тебе в ближайшее время.
***
<<< Чёрно-белые дни: 10 (http://kreslav.livejournal.com/845709.html). Город, Нижний уровень, 6:40pm
«Приходи в 19:00 в Приют.» — пришла мне смс-ка — конечно же, от Жанны. Скажем так: это было предложение, от которого было невозможно отказаться, особенно учитывая то, сколько раз я зависал у неё — и как клиент, и просто как гость. «Сейчас буду.» — отстучал я. Зачем обижать девушку отказом? В «Последнем Приюте» как всегда толклись всяческого рода тёмные личности, некоторых из которых я хорошо знал и с ещё большим количеством — когда-то работал. Вот сидит за стойкой длинный бегун по прозвищу Пудсала — на пару мы сломали не одну систему; почти у входа сидит девушка с длинными чёрными волосами и тяжёлыми «серебряными» украшениями, маскирующими микрочипы и софты — Зип, широко известная в узких журналистка. За столиком у стены сидит в неизменном серо-стальном пиджаке Штопор вместе с негром, которого звали Ялтинец. Что примечательно, Ялтинец никогда в жизни не был даже рядом с Ялтой и, кажется, не знал, где это; к тому же, он приходился голубоглазому блондину Штопору сводным братом. Братья торговали наркотой — это Ялтинец — и взрывчаткой — это уже Штопор. Рядом с ними махал мне киберрукой уже подвыпивший соло Потап — во второй — органической — руке была мёртвой хваткой зажата бутылка «Путинки» (хоть какая-то польза от Гаранта).
— Привет, Зип! — девушка заметила меня раньше, чем я к ней подошёл.
— Рейзик! — журналистка с восторгом обняла меня и чмокнула в щёку. — Сегодня не протолкнуться, да?
— Ага. — я взял её за руку и потащил к Потапу. — Работаешь?
— Неа, отдыхаю. На работе проблемы, но — хер с ними!
— Здорово, Потап! — прокричал я сквозь рёв Nordglanz (у Жан-Поля играла только классика). — Что обмываем?
— Вернулся с задания! — соло хлебнул из горлышка и я задумался: а не кибернетический ли у него желудок. — Заштопался в паре мест и сразу же сюда.
— Свой попа заштопаль? — хохотнул подсевший Ялтинец.
— Себе заштопай, Мумба-Юмба! — беззлобно отшутился Потап, наливая ему водки.
Зип, не найдя свободного стула, села ко мне на колени, закинув ноги, обтянутые кожаными штанами — чёрными, сабо собой — на стол. Я знал, что под штанами и жилеткой — свитер, а некоторые зоны у журналистки усилены «дюрексом» — это не считая «берсерка», но приставать к ней не стал не по этой причине. Зип росла в моём дворе и была младше меня на шесть лет, так что для нас с Потапом она была как младшая сестра.
— Здрав будь, чёрный брат! — я безмятежно поднял потапово пиво и тому пришлось пить водку, не запивая.
— Твой здоровье, белий брат! — чокнулся со мной негр; пару месяцев назад я вытащил его из серьёзной засады, так что потомок любителей пальм обещал мне пожизненную благодарность.
За стимы, гад, драл по-прежнему.
— Твоё здоровье, братишка! — Зип тоже чёкнулась с Ялтинцем; после того, как она под «берсерком» сломала тому три ребра, негр проникся к девушке необычайным уважением и перестал бросать на неё масляным взгляды.
— Здорово, пацаны. Я слышал, тут на двенадцатой была неслабая заварушка. — Штопор нёс с собой четыре кружки пива, радостно отсвечивая титановыми зубами — он их вставил после того, как потерял почти полностью обе челюсти в результате взрыва.
После этого его и прозвали Штопором — за то, что открывал бутылки зубами; сам же Штопор утверждал, что это прозвище появилось исключительно из-за его колоссального успеха у женщин. Злые языки, впрочем, твердили, что Штопору оторвало тем взрывом не только челюсть.
— Садись, Штопор, хуй с ней, с заварушкой. — мои слова заглушил взрыв аплодисментов.
Жанна, сексуально потягиваясь, вышла на сцену. Лампы под потолком погасли, работали лишь красные светильники на сцене, да нагнетатели тумана. Блестящие шнурованые сапоги на высокой платформе, чулки, чёрная кружевная юбка, белый корсет на шнуровке... Жанна никогда не была похожа на прочих стриптизёрш и за это полный зал соло, бегунов, бродяг, резчиков и толкачей — одним словом, отчаянных парней и девушек — бурно выражал свою радость.
— Пиздец, ты только посмотри! – восторженно прокричал мне Штопор.
Из приличного кроме застиранной армейской формы на нём был только тот самый серый пиджак, но я не сомневался, что на его денежном чипе специально отложено на сегодняшнюю ночь и я даже знал, с кем. Жанна кошкой извивалась на помосте, но к шесту пока не подходила.
— Отличные ножки! — поддержала общий настрой Зип, будучи чуждой типично женской зависти настолько, насколько это вообще возможно. — И попка суперская, да Рейз? — крикнула она мне в ухо. — Сразу видно, что никакой бионики!
— Слушай, Рейз, – сквозь толпу к нашему столику пробился Пудсала, в котором этого сала было от силы полкило, – Угости пивом, а то Крикс больше в долг не отпускает? Вон, у меня чипсы есть...
Штопор, не говоря ни слова, подвинул к нему кружку и так же на ощупь отнял пакет с чипсами.
— Садис и не мешай, брат. – проникновенно предупредил Ялтинец.
От быстрых движений и так не длинная юбочка Жанны задиралась ещё выше, демонстрируя кокетливо мелькавшие стринги. Я молча глотнул пива и заметил, что в зале стало гораздо тише — Жанне старались не мешать, так как её здесь не только знали, но и любили — один раз двое соло приняли в два же ствола богатого яппи, решившего, что ему по праву рождения на Крыше можно больше, чем простому смертному. Яппи жестоко ошибся, но извиниться уже не мог.
— Вот это попа! – откомментил Потап; он, пожалуй, один из нашей компании спокойно пил и ел. – Но водка с пивом и жратвой лучше!
— Потап, в тебе нет места высоким чувствам! – оскорблённо возразил Пудсала.
— Это точно. Совсем нет. – грустно признался соло, терзая зубами жилистый кусок. – Во мне и для выпивки-то немного место осталось.
В Зип места прекрасному было и того меньше, так как по заалевшим щёчкам и приоткрытому ротику было видно, что Жанна возбудила в журналистке отнюдь не профессиональный интерес. Тем временем Жанна одним движением выдернула шнурок из люверсов корсета — само собой, под ним не было ровно ничего, кроме самой Жанны — ни миллиметра синтоплоти — и сияющих во мгновенно наступившей темноте люмтату. Через какое-то время два неярких софита осветили фигуру стриптизёрши — она была уже в одних сапогах и чулках, а невидимые доселе тату, переливаясь в ультрафиолете, чётко обрисовывали контур фигуры и в то же время превращали девушку в какое-то неземное существо.
Вспыхнул свет, зал заполнил крик, вой, топот, грохот кулаков и кружек по столам.
— Я лублу тебьа! – заявлял всему «Приюту» забравшийся на столик Ялтинец. — Чорная братва лубит тебьа!
— Слезь, гуталин ебучий! – Штопор, не отрывая взгляд, пытался сдёрнуть старшего брата вниз.
— Жанна! Ты лучше всех! – Пудсала попытался пробиться к сцене, но упал от выпитого не выходя из-за стола.
— Не умеете вы пить, очкарики. – невнятно пробубнил Потап и рухнул лицом в пустую тарелку.
Вечер подходил к концу, а у меня всё ещё не было ни одной идеи относительно того, где же мне искать Киру. В письме было всё настолько запутано, что через него выйти на «сиу» было невозможно. Присев на скамейку, я стал вспоминать всё, что я знаю про котов. Кроме того, что они орут на крышах, почему-то ничего в голову не лезло. Стоп. Крыши. Я рывком поднялся: здание «Газпрома» в центре города и ресторан на пятидесятом, последнем этаже, с выходом на крышу! Так как деньги ещё оставались, да и время поджимало, я поймал ховер-такси – оно тут же предупредило, чтобы я не вздумал пользоваться своими софтами,– и мы взлетели над Городом. C высоты Город был так мучительно и сладостно похож на Сеть: огоньки машин – как потоки информации, здания – как сервера, большие и маленькие… картина не могла не завораживать. И посередине возвышался обелиск из стекла из стали. «Чёрт, как жаль... как жаль, что сейчас ночь, а то увидел бы Солнце... хотя бы раз». Я автоматически поднёс руку к «серёжке» и, не успел я коснуться пальцем аудио-чипа, как он активизировался, повинуясь нейронному импульсу. «This is making me crazy These black clouds following me So I look for signs of light But rarely I see them...». Интересно: ведь у меня нет никакого эмо, чтобы «серёжка» могла считать моё настроение — тогда почему каждый раз чип выбирает музыку как нельзя более точно подходящую к ситуации?..
Подлетев к крыше, такси открыло двери, и я вышел наружу. Ветер дул довольно сильно, так что я поспешил застегнуть куртку. Кроме нескольких веселящихся парней и девушек — явно эффективные менеджеры — на крыше никого не было; человечская масса сияла и переливалась эмо и люмтату. У одной из яппи я заметил на руках толстого рыжего кота и, не удержавшись, навёл фокус. «Ффух, киборг». Увидеть живого кота — не киборга и не биоконструкта в Городе было бы куда более удивительно, чем живого Христа или Будду.
– Красивая будет ночь, верно? – раздался сзади знакомый мягкий голос.
Я даже не удивился тому, что Кира опять подобралась ко мне совершенно незаметно.
– Да, наверное. Я редко смотрю на звезды. Чаще на виртуальные. – позволив себе обернуться, я отметил, что на ней всё тот же чёрный кожаный комбинезон, сквозь декоративные вырезы которого металлически просвечивало плетение кевларового «свитера», только волосы не уложены в две косы, а распущены.
Серебристо-стальная волна чертовски шла и к её узкому кошачьему личику, и к худенькой фигурке, различимой даже под многослойной бронёй – вскользь отметило моё подсознание. Кира прошла к свободному столику и жестом пригласила меня сесть рядом; особого внимания к себе мы не привлекали — некоторые посетители были одеты нарочито «просто», хотя их «просто» вполне могло стоить дороже моей квартиры.
– Танец-с-призраками сказала мне поговорить с тобой.
– О чем?
– О тебе. О жизни. О том, как ты смотришь на нее.
– О жизни я тебе могу сказать только одно: я нахожусь между двух корпораций, а у меня есть кое-что, закрытое Чёрным Льдом. А я ещё сегодня я должен ломать с засвеченной деки.
– Не бойся. – Кира отпила вина. – Пока наш разговор не окончен, ты под моей охраной.
Я потер рукой лоб – не каждый день с тобой хочет поговорить о жизни незнакомая девушка (причем, явно – не проповедник) из террористической организации, информация о которой лежит отнюдь не в открытом доступе. Впрочем, она ведь спасла мне жизнь…
– О чем ты сейчас думаешь?
– Странно всё это. Ночь, небо без дождя, звёзды. Кажется, что они так близко, а на самом деле они невероятно далеко…
– Главное – не перепутать звезды с их отражением в глади пруда. – Кира улыбнулась уголками губ.
– Может быть, там, – я отхлебнул вина и показал вврх, – И есть отражение? А настоящие звезды как раз рядом с нами?
– Может быть и так. Тогда достать их легче, чем представлялось раньше. И не надо стремиться к недостижимому. – её губы раздвинулись, обнажив четыре острых клычка.
Вот так вот мы сидели под выключенным защитным экраном, смотрели на звёзды на поразительно ярко-синем небе и разговаривали. Ни о чем – как казалось тогда, – и одновременно обо всём – как оказалось позже. Эта была просто беседа между двумя людьми, которым совершенно нечего было скрывать. Я чувствовал, что её интерес к беседе заключается не только в таинственном задании – у меня-то есть чутье на такие вещи.
– Мне пора делать дело. – я виновато посмотрел на часы.
– Ты можешь здесь? Мне не хочется уходить.
– Да, конечно.
Активизирую «серёжку». Я не знаю, чью систему буду потрошить – только LDL, но мне этого было достаточно. Как патроны в обойму, вставляю софты в наружный модуль – среди них, конечно же, и мой «Мотылёк». Короткая агония соединения – и меня уже здесь нет. Точнее, я здесь, а весь мир исчезает для меня. Я бесконечно падаю сквозь мириады символов… «Confession of depression This life I'm second-guessing Like ashes to ashes».
При работе через нейрошунт так и должно было быть. Мозг превращает потоки данных в зрительные и слуховые образы. Если бы я ломал как встарь, то увидел бы только бесконечные потоки цифр, из которых предстояло бы выделить что-то полезное. Софт-модуль подбирает пароль, и я вижу его, входящий ярким пламенем в нагромождение полупрозрачных сфер – защитных систем. Эти зрительные ассоциации зачастую не имеют никакого смысла, но в этом потоке образов и ассоциаций всё-таки находится нечто важное. Они помогают бегуну почувствовать на уровне подсознания, интуиции правильную последовательность действий. В этих причудливых всполохах цветов можно угадать правильное направление; там, за пределами разумного, ассоциация превращалась в разгаданное слово кода, в «нащупанную» брешь в защите, указание на верный путь. И ещё одно, что что делает человека netrunner’ом, бегущим-по-сети: человеческий мозг работает в тысячи раз быстрее любого процессора.
А вот и мой мотылёк – действительно, призрачный мотылёк влетает прямо между хищных призм антивируса и скукоживается позади них, в сердце деки. Меня антивирус не трогает – я как военноначальник, что, стоя на холме, посылает в бой солдат. Крошечная куколка начинает расти, набухать – скоро она лопнет невыносимо прекрасным цветком, из которго родится он. Вирус. Но только я этого ждать не буду, мне пора уходить. С сожалением оглянувшись, я вышел…
…и упал на пол, сметенный Кирой со стула; над нашими головами прозвучала автоматная очередь. Вокруг крыши носились туда-сюда легкие флаеры, с которых палили налётчики; в воздухе воняло отработаным реактивным топливом. Я знал, что у них мало времени до прилёта охраны; они тоже это знали и старались как можно быстрее опустошить магазины. К счастью, столик был сделан из прочных материалов и стоял в самом углу – между бортиком и стеной, так что у нас была относительно надёжная защита от пуль и осколков, несмотря на то, что он и трещал при каждом попадании. Один из флаеров лежал на борту, а пистолет-пулемёт его седока уже перекочевал в руки Киры.
– Кира, – мой разум обрел непривычную четкость осознания действий, – Беги, я прикрою тебя.
– Это я должна защищать тебя. – она и сейчас оставалась такой же невозмутимой и хладнокровной.
– Плевать на это. Сейчас я высунусь и прикрою тебя, а ты побежишь к лифтам. – не оставляя «чёрной кошке» ни секунды на размышления, я выглянул из-за столика и открыл огонь по ближайшему флаеру с нарисованным на борту пауком; тут же стену вокруг меня изрешетили пули, а из столешницы вырвало большой кусок.
Да, целесообразность не была чужда сиу, так как она действительно сразу же бросилась к выходу, на ходу стреляя – её выстрелы были куда более успешнее моих. Заметив, что Кира присела за колонной, я опять выстрелил несколько раз в пикирующий флаер – судя по крику и последовавшему за ним грохоту, я попал в пилота.
– Давай сюда! – крикнула Кира мне, целясь из-за колонны.
И я дал. Я дал. Петляя, как заяц и стреляя во всё стороны сразу, я почти добежал до девушки, как всё перекрыл рев турбин двухместного флаера, пикирующего на нас. Меня налетчик в люльке точно не видел, зато он видел Киру, которая в тот момент перезаряжала свой «Кедр». Каким-то невероятным броском я ринулся к ней, толкнул в бок – арбалетный болт ударил меня в ключицу так, что в глазах потемнело, – и мы упали на каменный пол. Вой сирен свидетельствовал о том, что на подходе милиция, так что налетчики в спешке стали разворачивать свои аппараты…
– Кира, ты в порядке? – прохрипел я, правой рукой поддерживая левую – опять левую! – руку. – Кира! Кииииира! — мои слова заглушили грохот пулемётов двух полицейских ховеров.
Она умирала. Она лежала на полу в быстро увеличивающейся луже крови, вытекающей из пробитой болтом груди. Болт ударил точно посередине. Время словно остановилось: вокруг сновали менты, санитары, приземлялись и улетали машины «Травма-Тим», уносили убитых, а я всё так же стоял, придерживая раненую руку, над девушкой, с которой был знаком всёго лишь один вечер, и мы смотрели друг другу в глаза.
– Жизнь – это странная штука, правда? – сказала она, и затем её глаза закрылись.
– Гражданин, вы ранены. – рядом со мной остановился санитар. – Пройдемте в машину! Гражданин, вы слышите меня? Он в шоке. – я слышал их слова, но время словно остановилось во мне.
У меня вынули из сведенной судорогой руки пистолет, поставили на предохранитель, положили его в пластиковый пакет, в другой аккуратно положили деку – чтобы потом отдать мне. Довели до ощетиневшиейся спаренной пушкой и пулеметом медицинской AV-4; снизу пару раз басовито рыкнул автопушками ОМОН-овский «Каратель». Вкололи противошоковое, заживляющих наноботов – не забыв снять с моего чипа евро, конечно, – сцепили степлером и залили спреем дырку в плече. Вдруг я, словно очнувшись от долгого сна, вырвался из рук медиков и подбежал к Кире, которую уже уносили на носилках; осторожно открепил от пояса ножны с монолезвием и побрел к машине.
***
Я зверски обдолбался «бустом» и сейчас молотил кулаками по стенам «гроба» и орал в неугасимой ярости. Мне было наплевать на то, что не так давно меня чистили – оказалось, зря. Я клялся найти того панка, который руководил налетом и вот этим самым ножом разрезать его на мелкие части – долго, очень долго, чтобы он прочувствовал каждый нанометр боли! Я оглашал этаж отеля своими завываниями и проклятиями всём и всему, я орал Богу, что он засиделся на своих небесах, и пора бы ему уже спуститься, чтобы я намотал его кишки на этот клинок. Кажется, несколько раз в стены стучали, требуя тишины; один раз кто-то начал ломиться в дверь, но после того, как я открыл – с обнаженным ножом и пистолетом в другой руке, меня наконец-то предоставили самому себе. Точнее, моему воспалённому мозгу.
Это всё очень странно… мы виделись всёго лишь второй раз в жизни, но она оказалась чертовски близка мне. Может быть, дело в том, что она, даже иногда не понимая, искренне пыталась выслушать меня, не осудив априори? Может быть потому, что я мог её выслушать? Не знаю.
Врубаю «серёжку» – стараюсь ломать под музыку. Первый трек – Nordglanz / Volkischer Schwarzmetall. Хорошая примета, самое то, что надо. Будете сейчас грузить чугуний. Сеть. Вот передо мной один из надсерверов центрального офиса «Газпрома», а именно, сервер, отвечающий за системы слежения здания. Аккуратно глажу его по поверхности – его программы молчат. Молчат и мои. Я аккуратно разворачиваю его тускло мерцающий куб – топология сабсети открыта. Я вижу всё камеры, детекторы движения; магнитные, объемные, газовые и ещё хер-знает-какие датчики, точечные оборонительные системы… так, а почему ни одна из хваленых разработок APEX не сработала? Приближаю сегмент крыши – здесь понятие крыши достаточно условно, так как сегмент может находиться где угодно, но он просто оказывается для меня вверху – передо мной встает нечто вроде полупрозрачной огненной стены. Ну да, простейший firewall, который легко обмануть, прикинувшись безобидным служебным пакетом данных. Итак, четыре шестиствольных 20-мм пушки были отданы на откуп соединенным через нейрошунт с компами слежения операторам; здесь неинтересно. Аккуратно подхожу к компу слежения – всё датчики работаю нормально, только… только кто-то стёр часть памяти, отвечающую за образы возможных целей. Конечно, сразу бросилась в глаза попытка замаскировать стирание применением «Каскада» – чтобы свалить вину на защитный софт, – но я вижу, что здесь сработал не вирус, а человек. Человек, получивший доступ к интерфейсу надсервера, ибо компы сабсети были его лишены.
На секунду отключаюсь, оставляя на лице шлем, чтобы принять ещё одну дозу «буста». Глянув на часы под эпидермисом запястья и поняв, что проработал уже часов пять, прикладываю к коже небольшой кожный диск со стимом (на этот раз не фенамин, а кофеин) – сердце тот час же гулко застучало прямо в уши, стало жарко. Я срываю с себя футболку, кидаю на маты, заменяющие в гробах кровать. И снова вхожу.
Вот оно – ядро надсервера, его сердце, подёрнутое мутной дымкой. Двигаюсь к нему, осторожно выставив вперед щупальца защитных и сигнальных программ, готовый ко всему. Мои софты пока что не задействованы – нечего светиться раньше времени, но, словно по «звоночку» интуиции, я запускаю «Бульдог» – и чертовски вовремя, ибо я вступил в зону, где всё пакеты очень тщательно просвечивались… чем? кем? Подключенная в меня «Мышка» выглядит как клубок, ниточка которого остается в моей руке: клубочек шерсти, быстро разматываясь, погружается в глубины ядра – ассоциация подходящая, я даже вижу мерную пульсацию этого тёмного тумана. Пока софт собирает нужные данные о том, что происходи внутри, я запускаю совершенно безвредного в данной ситуации червя. Программка начинает подтачивать зеркальные стены надсервера, и в ту же секунду «Бульдог» предупреждает меня о том, что её накрыли, и кто-то пробирается ко мне. Я моментально сбрасываю программу и затаиваюсь, слежу за восходящими и нисходящими потоками данных. Там, внутри, мне противостоит человек, я знаю это. Вытянутый обратно клубок подтверждает мою догадку.
Я обхожу сердце по спирали, шаг за шагом приближаясь к самому дну – прыгая из одного потока в другой, чтобы тот, кто на той стороне, не успел вычислить меня. А конец – рывок мимо сдвигающихся зеркал, и я внутри. Я внутри тебя, корпа. Ты узнаешь это потом — ещё нескоро зашевелятся твои пиджаки-лейкоциты. Разворачиваю логи – как всегда они лежат в наименее защищённой части. Так и есть, незадолго до налёта кто-то соединялся отсюда с тем компом слежения и стёр часть памяти. Но заходил не с интерефейса, а, подключившись со своей деки напрямую, нахально пропалив свой LDL.
<<< Чёрно-белые дни: Глоссарий (http://kreslav.livejournal.com/854908.html).
<<< Чёрно-белые дни: 10 (http://kreslav.livejournal.com/845709.html). Город, Нижний уровень, 10:00am
— Цивилы недоверчивые нынче пошли.— сообщил Штрих, пинком отшвыривая любителя проверять документы с дороги. — Не спи, давай быстрее. — видно, что ефйрейтора новичку дали на курсах, а не в поле, но ничего, пообтрясётся — если не убьют.
— Что надо? — на лестничную площадку вылезло сонное, обдолбанное наркотиками чмо в трениках и майке. — Пошли нахуй отсюда, менты ебаные, пид.... Ааааа! — заорало чмо, когда сползло по стене от удара прикладом «Сёгуна».
— Тебя мне и надо, родной. То есть, твою хату. Молодец, ефрейтор.
Грохоча ботинками, полицейские заняли позицию у окна; до магистрали было метра два-три, не больше. Конечно, фрики ожидали атаки из дома, так что держали под прицелом... верхние этажи. Мысль, что можно штурмовать в одной с ними плоскости казалась им самоубийством. Штриху — тоже, но выбора не было.
— Питбуль, слышишь меня?
— Слышу, мы готовы. — отозвался напряжённым голосом сержант.
— Начнёшь после Манула. — Штрих переключился на общую частоту. — Манул, на счёт пять по моей метке. — оперативник как можно менее заметно поднял вверх интегрированные в шлем видеокамеру и ЛЦУ. — Засёк?
— Я смотрю на них, как на говно. — судя по звукам, Манул в отсутствие старшего товарища опять начал жевать никотиновую жвачку.
— Диспетчер, как насчёт вертолётов?
— Сто восемьдесят четыре, повторяю второй раз: не засоряйте эфир. Третий раз повторять не буду.
«Хуй с тобой, сука».
— Раз. — ефрейтор весь сжался, как перед прыжком. — Два. Три. Четыре. Пять!
Выстрелы с крыши слились в один, когда Штрих разбил окно и выпустил все шесть малокалиберных ЭМИ-снарядов; рядом с ним одновременно опустошил трубку гранатного магазина ефрейтор. Пока всё шло, как надо: пространство между машинами пылало огнём напалма из гранат и искрами БЗ, оперативник с новичком уложили четверых — по крайней мере, все они лежали, не шевелясь, только по телу изредка пробегали конвульсии от коротких замыканий. Когда с бортов магистрали полезли ребята Питбуля, Штрих почему-то подумал, что что-то здесь не так...
От взрыва четырёх шрапнельнях мин зазвенело в ушах, и Штрих откинулся на спину, увидев, как оседает с кровавым месивом вместо головы зелёный ещё ефрейтор.
— Бляааа! — Штрих высунулся из окна и, залитый кровью, выстрелил в бортик автомагистрали трос.
Автоматика гарпунной пушки доставила фельдфебеля на трассу с такой скоростью, что, не будь на Штрихе бронежилета, его бы просто размазало обо опору. С крыши палили уже не выборочно, а заградительным огнём, невзирая на истошные крики цивилов. Перед Штрихом вырос вроде бы убитый фрик с развороченной хлопушкой грудью — из дыры свешивалась бахрома проводов и шлангов, — полицейский разрядил дробовик ему прямо в лицо, передёрнул затвор и с наслаждением послал фрику между бровей ещё одну любовно надпиленную «крестом» пулю. Удар в спину — фельдфебель сразу же откатился и увидел, как настигший его фрик падает, опутанный паутиной голубоватых молний — прямое попадание 40-миллиметровой ЭМИ-хлопушки. Двое полицейских из взвода Питбуля поливали огнём «Калаша» и штурм-УЗИ фрика, в котором из человеческого была лишь голова и лицо; Штрих припал на колено и расстрелял фрика в спину, целясь в позвоночник. Ружьё выбило из рук попаданием из автомата почти в упор. Фельдфебель отшвырнул оружие и, одним прыжком достигнув перевёрнутого «Ящика» с выпотрошенным электродвигателем, перерубил катаной и капот, и руку сидящего за ним фрика. Фрик завыл, с удивлением уставившись на истекающий чем-то, совсем на кровь не похожим, ровный-ровный срез чуть выше локтя, но Штрих, крутанувшись, снёс ему макушку. Потом воткнул волосяной толщины клинок прямо между глаз киберублюдка и с хрустом провернул — ещё раз, ещё раз, ещё раз...
— Тихо, тихо! Товарищ фельдфебель, бой закончен! — Штрих открыл глаза и уставился на трясущего его за плечи ефрейтора.
В машины загружали тела раненых — погибших вывезут позже. Пятеро убиты, восемь человек ранено, из цивилов уцелели десять из двух дюжин. Охрененно. Штрих стянул с головы каску, ещё забрызганную кровью убитого ефрейтора — снаружи — и своей собственной — изнутри.
— Сто восемьдесят четыре, ответьте.
— Слушаю. — грубо отозвался полицейский; мимо пронесли Питбуля — ему оторвало левую ногу по колено, придётся ставить имплант.
— Срочно на базу района, вызывает коммодор Жданов.
Ох ты ж, блядь. Разносить его будет даже не ротный поручик, а сам комод лично.
— Диспетчер, у меня огромная текучка...
— Фельдфебель, вызов срочный, это коммодор Жданов. Или вы плохо поняли? Повторить?
«Ненавижу этих тупых, услужливых сучек!».
— Вас понял, выдвигаюсь. Конец связи.
Штрих со злостью ударил шлемом по бетону крыши. Сейчас ему припомнят и большое количество трупов на задержаниях — а что ему, целоваться с бандитами, что ли?, — и произошедшее по его вине месяц назад столкновение с антигравом какой-то шишки — неудивительно, если за два дня до этого ему пришлось таранить своей «Баньши» БТР, набитый панками, то неудивительно, что джойстик работал, как хотел. Всё припомнят, вообщем.
— Манул, иди сюда! — Сержант подошёл сразу же, понимая, какая сложилась ситуация. — Дорули тут всё, меня комод зовёт на татами. — Манул скривился, как от зубной боли.
— Ладно, дорулю, конечно. Ты держись там давай.
— Да уж, давать я там буду по полной. — невесело пошутил Штрих и, подняв шлем, побрёл к своей машине.
— Мать их так... — донеслось ему в спину. — В наши дни никогда не знаешь наперёд, что будет течь из ёбаного панка – кровь или эта ёбаная гидравлическая жидкость.
«Ну и денёк», — оперативник нырнул на магистраль и понёсся к центру района: «То этот Крыса, то дебильный штурм, то Жданов...».
У самого штаба полицейского застал не то дождь, не то внезапная конденсация какого-нибудь дерьма, так что, вдобавок ко всему, он ещё и моментально промок. Перед тем, как войти в кабинет коммодора, Штрих не стал проверять, застёгнут ли на все пуговицы китель и прочее — снявши голову, по волосам не плачут — только поправил висящие за спиной ружьё с разбитым казенником и катану и, держа шлем за лямки, постучался.
— Здравия желаю, товарищ коммодор. Фельдфебель Елисеенко по вашему приказанию прибыл.
— Это есть ваш обершаршеф? — с заметным акцентом обратился к Жданову сидящий рядом со столом коммодора военный в форме со знаками различия США; кажется — какой-то высокий «шеф».
— Да, он самый. — коммодор смотел на Штриха, как на кучу мусора.
Конечно, грязный, в крови и воняющий потом и дымом — непонятно, чем больше — фельдфебель представлял собой разительный контраст с неплохо обставленным кабинетом начальника полицейского управления района, а также с чистеньким и приглаженным как какой-то записной яппи натовцем.
— Молодец, Елисеенко. Мало того, что опозорился сам, так ещё и опозорил всё наше управление перед бригадешефом Джонсом.
— Товарищ коммодор...
— Молчать, фельдфебель! — рявкнул Жданов. — Ты ещё поспорь со мной!
— Господин бригадешеф... sorry, командор. — коммодора Жданова перекосило от такого коверкания его звания, но смолчал — звоночек. — Наверняка у господина field-фебеля были важные reasons для такого ведения операции, не так ли?
Штриху сразу стало понятно, что натовец вёл какую-то свою игру и не стал ему подыгрывать.
— Короче, Елисеенко, — коммодор откинулся на спинку кресла и закурил сигару. — У тебя отсюда есть два выхода: либо патрулировать канализационные стоки в звании рядового, либо оказать помощь нашему товарищу из Южно-Техасской Конфедерации.
Штрих скрипнул зубами. Прямо перед ним стоял этот холёный хлыщ из ЮТК и лыбился в лицо боевому фельдфебелю, лыбился своей дебильной «голливудской улыбкой».
— Есть ещё третий выход. — Штрих слышал свой голос словно со стороны.
— Чтооо?! Щенок! — Жданов побагровел. — Под трибунал пойдёшь!..
— В сраку себе сунь свой трибунал. Глядишь, от геморроя поможет. — фельдфебель сорвал с куртки голографический знакоч-идентификатор и швырнул коммодору на стол.
Следом за значком последовали ключи от «Баньши», ружьё с разбитым казенником и шлем — новый бронежилет Штрих приобрёл на свои личные деньги.
— Я разрываю контракт и увольняюсь в запас.
Затем фельдфебель — уже фельдфебель запаса — круто развернулся на каблуках и, оставляя мокрые следы, вышел; именно поэтому он не заметил, как натовец растянул довольную лыбу ещё шире, чем раньше.
— Штрих, ты не отвечаешь по внутренней связи. — попенял ему в трубу Манул. — Дело совсем отстой?
— Полный, сержант. Я порвал контракт.
— Что за?.. Подожди, мы сейчас подрулим, все вместе пойдём к Жданову, и скажем этому старому пид...
— Не заморачивайся, Манул.Ты хороший полицейский, так не порти себе послужной список. Отбой связи. — Штрих по привычке закончил разговор казённой фразой.
Впрочем, в штабе оставалось ещё одно незавершённое дело. Ускоряя шаг, фельдфебель распахнул дверь в диспетчерскую.
— Мои позывные — сто восемьдесят четыре. — Штрих мягким, пружинящим шагом шёл между рядами бледнеющих диспетчеров, поворачивая голову то направо, то налево.
— ...не засоряйте эфир, повторить ещё раз? — раздалось откуда-то сбоку.
«Вот эта вот блондинистая стерва. В неуставной короткой юбке и на неуставных шпильках. Наверняка чья-то дочка... или, скорее, чьё-то тело». Штрих рывком одним нажатием тренированных пальцев раздавил в ухе диспетчера «серёжку» передатчика и вырвал из джека провод. Диспетчер даже не закричала от ужаса и боли, только, быстро-быстро моргая длинными ресницами, снизу-вверх смотрела на озверевшего полицейского.
— Мои позывные — сто восемьдесят четыре. — очень тихо повторил Штрих, отрывая за воротник модной кожаной жилетки диспетчера от стула. — Но для тебя, курва такая, я — товарищ фельдфебель Елисеенко, Иван Григорьевич. Запомнила? — прорычал он в искажённое страхом кукольное личико.
— Да-да... — пролепетала диспетчер; Штрих хорошенько встряхнул её — жилетка выдержала. — Запомнила, товарищ фельдфебель, Иван Григорьевич...
— Сегодня у меня пять «двухсотых» и восемь «трёхсотых». Молодому парнишке снесли голову в шаге от меня. Мой друг подорвался на мине и потерял ногу. Видишь эти пятна на бронике? Видишь, мразь? — фельдфебель несколько раз ощутимо ткнул диспетчера в свою грудь, и повозил, портя дорогущую нанокосметику кровью и грязью. — Это кровь, это мозги, а это — то, что выплеснулось у фрика из кишек. Приятно, да? Ловишь кайф?
— Не надо!.. — завизжала диспетчер.
— Ты считала себя таким маленьким божком, да? Маленьким ёбаным божком? Думала, что, раз тебя трахает кто-то из начальства, ты — бог для простых рабочих лошадок типа меня, да? — Штрих ни разу не перешёл на крик, но его тихий, ровный голос наводил ужас не меньше, чем мощный рык мутировавшей крысы-переростка. — Решила, что ты лучше всех остальных потому, что сидишь в офисе и тяжелее хуя ничего в руки не брала?
— Отпустите, пожалуйста! — диспетчер плакала, обвиснув в стальном зажиме фельдфебеля.
— Товарищ фельдфебель, отпустите её. — раздался от дверей голос Манула. — Товарищ фельдфебель, лучше никому не будет...
— Лучше никому не будет, если я вскрою этой шалаве брюхо? — Штрих разжал пальцы и диспетчер, упав на пол, заползла под стол. — Вот этой вот штукой? — катана с тихим, ласкающим ухо шипением покинула электромагнитные зажимы ножен.
Оружие было идеальным. Идеально ровное длинное лезвие бело-голубоватого цвета, выкованное из девятисот девяноста девяти идеальных пластин из титано-ванадиевого сплава, каждая из которых была толщиной в одну тысячную молекулы. Идеально удобная рукоять из натурального дерева — карельской берёзы — оплетённой натуральной кожей. Идеальная цуба, не только не мешающая балансу, но и гарантирующая надёжную защиту кисти. Эта катана была столь прекрасна, что даже нахождение рядом с ней этого убого существа — диспетчера — оскорбляло Штриха.
— Ты прав, сержант. Моя «Шинсенгуми» слишком хороша для этого. — фельдфебель несильно двинул ногой под стол. — Пошли отсюда.
<<< Чёрно-белые дни: Глоссарий (http://kreslav.livejournal.com/854908.html).
![[info]](http://l-stat.livejournal.com/img/community.gif){kind=small}
